Город потерянных душ [любительский перевод] - Кассандра Клэр

— А сейчас? — Саймон положил телефон на подоконник. — Продолжаешь избегать?

— Не надо.

Джордан вытащил руки из карманов.

— Ты должен поговорить с ней.

— И что я ей скажу? — вопрос прозвучал куда резче, чем планировал Саймон.

— Твоя мама должна была сказать ей что-то, — сказал Джордан. — Она наверняка волнуется.

Саймон покачал головой.

— Она приедет на День Благодарения через несколько недель. Я не хочу впутывать ее в то, что происходит с моей мамой.

— Она уже в это впутана. Она ведь твоя семья, — сказала Майя. — К тому же то, что происходит с твоей мамой, все это твоя жизнь теперь.

— Тогда, наверное, я хочу, чтобы она держалась от этого подальше.

Саймон знал, что это было неблагоразумно, но ничем не мог помочь. Ребекка была… особенной. Иной. Из всех частей его жизни эта не касалась всей этой странности. Возможно единственная часть.

Майя всплеснула руками и повернулась к Джордану

— Скажи ему хоть что-то. Ты его преторианская охрана.

— Ну же, прекращайте, — сказал Саймон, прежде чем Джордан открыл рот. — Кто-нибудь из вас общается с вашими родителями? С родственниками? — они обменялись быстрыми взглядами

— Нет, — медленно сказал Джордан, — но ни один из нас не имел хороших отношений с ними до того.

— Я считаю так, — сказал Саймон. — Мы все сироты.

— Ты не можешь просто игнорировать свою сестру, — сказала Майя.

— Посмотрим.

— И когда Ребекка приедет домой, и твой дом будет выглядеть как декорация из Экзорциста? И твоя мама не сможет объяснить, где ты? — Джордан наклонился вперед, положив руки на колени. — Твоя сестра позвонит в полицию, и твоя мама закончит начатое.

— Я просто не готов услышать ее голос, — Сказал Саймон, хотя понимал, что это не аргумент. — Я должен возвратиться, но я обещаю — я напишу ей.

— Хорошо, — сказал Джордан. Он смотрел на Майю, а не на Саймона когда говорил, как будто надеялся что она увидит прогресс в отношении Саймона и порадуется. Саймон подумал, виделись ли они на протяжении прошедших двух недель, когда он в основном отсутствовал. Он предположил, что не виделись, исходя из неловкости, с которой они сидели, когда он пришел, но с этими двумя трудно быть уверенным. — Это начало.

Грохочущий золотой лифт остановился на третьем этаже Института; Клэри глубоко вдохнула и вышла в прихожую. Место было, как Алек и Изабель обещали ей, пустынное и тихое.

Движение на Йорк авеню снаружи было приглушенным рокотом. Ей казалось, что она слышит, как пылинки танцуют друг с другом в солнечном свете проникающим через окно. Вдоль стены были крючки, где посетители Института вешали верхнюю одежду, когда приходили. Одна из черных курток Джейса до сих пор висела на крючке, пустая и призрачная. Дрожа она пошла по прихожей.

Она вспомнила первый раз, когда Джейс провел ее по этим коридорам, его небрежный легкий голос, рассказывающий про сумеречных охотников, про Идрис, про весь этот тайный мир, о существовании которого она не знала.

Она наблюдала за ним, как ей казалось, тайно, когда он говорил. Но теперь она знала, что Джейс замечал все. Она наблюдала за светлыми вспышками его волос, быстрыми движениями его изящных рук, движение мускулов на его руках, когда он жестикулировал.

Она достигла библиотеки, не сталкиваясь с другими сумеречными охотниками, и открыла дверь. Комната все еще вызывала в ней дрожь, как и впервые когда она ее увидела. Круглая, потому что она была встроена в башню, библиотека находилась на втором этаже этой галереи, которая расположилась посреди стены, прямо над рядами книжных полок. Клэри до сих пор вспоминала, как Ходж отдыхал в центре комнаты, за столом, вырезанным из дуба, опираясь на стоящие позади спины двух коленопреклоненных ангелов. Клэри практически ожидала увидеть ждущего ее Ходжа с сидящим на его плече вороном Хьюго.

Погруженная в воспоминания, она быстро оказалась у круглой лестницы в дальнем конце комнаты. Она была одета в джинсы и мокасины на каучуковой подошве и руна бесшумности была нанесена на ее лодыжку; тишина была почти жуткой, когда она поднималась по лестнице в галерею.

Там тоже были книги, но они были заперты в стеклянных шкафах. Некоторые выглядели очень старыми, с потертыми обложками и закладками. Другие были книгами по темной и опасной магии — «Непроизносимые культы», «Демонический сифилис», «Практическое руководство по воскрешению мертвых».

Между закрытыми книжными шкафами были стеклянные витрины. В каждой было что-то редкое и прекрасное: изящный стеклянный флакон с крышкой из огромного изумруда; корона с бриллиантом в центре, вряд ли подходящая на голову человека; подвеска в виде ангела с крыльями в виде часовых деталей; и наконец, как и обещала Изабель, пара сияющих золотых колец в виде завитков работы фейри, нежных как дыхание ребенка. Шкаф, конечно, был закрыт, но не для Открывающей руны; Клэри закусила губу, рисуя ее осторожно, чтобы не разбить стекло — и открыла замок.

Она осторожно открыла шкаф. Она засомневалась только тогда, когда положила стило обратно в карман. Это действительно она? Крадет у Конклава чтобы заплатить королеве фейри, чьи обещания, как однажды сказал Джейс, были как скорпионы с ядовитым жалом в хвосте? Она встряхнула головой чтобы очистить сомнения — и замерла.

Дверь библиотеки была открыта. Она могла слышать, как скрипит древесина на полу, приглушенные голоса, шаги. Не задумываясь, она легла на пол, прижимаясь к холодному деревянному полу галереи.

— Ты был прав, Джейс, — послышался голос, довольно прохладный и ужасно знакомый, снизу. — Здесь пусто.

Холод, бывший в венах Клэри, застыл, замораживая ее на месте. Она не могла пошевельнуться, не могла дышать. Она не испытывала такой шок с тех пор как ее отец проткнул мечем грудь Джейса. Очень медленно она подвинулась к краю галереи и посмотрела вниз. И прикусила губу, чтобы сдержать крик.

Косая крыша отбивала свет так, что казалось, отражала свет фонаря. Солнечный свет освещал часть пола как софит на сцене. Она смогла разглядеть куски стекла, мрамора и самоцветов выложены на полу в форме Ангела Разиэля, чаши и меча. Прямо на крыльях ангела стоял Джонатан Кристофер Моргенштерн. Себастьян. Так вот как выглядел ее брат. Выглядел живым, подвижным, одушевленным. Бледное угловатое лицо, высокий и стройный в черной одежде. Его волосы были серебристыми, а не темными как при их первой встрече, покрашенные чтобы достичь цвета волос Себастьяна Верлака. Его собственные светлые волосы шли ему больше. Его глаза были темными, сверкающими жизнью и энергией. В последний раз, когда она видела его, он был лежащим в стеклянном гробу как Белоснежка, одна из его рук была перевязанным обрубком. Сейчас эта рука снова была целой, с серебряным браслетом на запястье и ничего не выдавало ее повреждения.